Название: Занавес
Фэндом: Шерлок BBC
Пейринг: Майкрофт/Мориарти + авторские версии Адлер, Баскервиля, Милвертона и Морона
Рейтинг: PG/PG-13
Жанр: ангст
Предупреждения: AU условно, ООС, пафос, смерть персонажа, сомнительные стилевые находки, дохлый обоснуй. Убийства практически полностью заимствованы из Рампо и Брюссоло
Дисклеймер: все принадлежит Гэтиссу, Моффату и тем, у кого я украла все остальное. Я – просто бедный кролик
Примечание: текст содержит некоторые аллюзии на (и заимствования из) один из последних романов Агаты Кристи – «Занавес». В нем Эркюль Пуаро, будучи уже стар и тяжело болен, сталкивается с серийным убийцей по имени Стивен Нортон, который не совершает убийств сам, но подстрекает к ним других людей; будучи не в состоянии доказать вину Нортона, Пуаро убивает его, обставляя это как самоубийство, после чего, фактически, совершает самоубийство, отказываясь от жизненно необходимых медикаментов. Так как никой информации касательно наличия книг о Пуаро в мире «Шрелока» у нас нет, я предположила, что тут все как у нас

читать дальше

Посмотрите мне прямо в лицо – и увидите себя.
(Чарльз Мэнсон)


Самый лучший способ убийства – дать человеку оружие: он либо убьет себя сам, либо заставит других убить его; тот, кто дает оружие – невиновен, а если ты не можешь дать оружие, то дай хотя бы повод им воспользоваться. Очень банальная истина, но для Джима она – его «мойте руки перед едой», его «соблюдайте правила дорожного движения». Иногда это может быть очень сложным, а иногда – проще простого. Вчера он ехал в лифте вместе с соседом по этажу, и делал вид, что разговаривает с подружкой по телефону, завтра спросит у него – «мистер Харрис, куда исчезла Ваша жена?» и «слышали о той авиакатастрофе?». Ему тяжело и так, нужно просто еще чуть-чуть надавить, и, совсем скоро, слыша музыку из «Мужчины и женщины», которую так любила его жена, он свернет из веревки петлю.
Правда, Джиму придется задержаться здесь, по крайней мере, до тех пор, пока тело одинокого соседа не найдут, выследив смерть по запаху и ползущим червям – но это терпимо, игра того стоит, тем более, что он все равно не планировал искать новую квартиру до конца месяца. Хотя это простая игра, но Джим никогда не пренебрегал простыми играми.
Его зовут Джим Нортон – простое, неяркое имя, которое никто не запомнит, врожденная маскировка. Правда, в некоторых случаях он предпочитает представляться эффектнее – например, Мориарти.
Он из обеспеченной семьи, у него хорошая зарплата, его нелегальные доходы превышают как зарплату, так наследство – но квартира заставлена мебелью из «Икеи», не слишком приятной глазу, зато подходящей к его образу. Дорогие костюмы и дешевые стулья, повадки гея из ситикома и вранье про подружку, знакомства с симпатичными девочками – если по человеку сразу видно, что он фальшивка и давится в обед дешевой китайской лапшой, чтобы позволить себе дорогую туалетную воду, то никто не будет задумываться о том, насколько он фальшив на самом деле.
Хотя когда-то он мечтал о злодейском логове, вроде тех, что бывают в комиксах – металл и черный пластик, страницы из анатомического атласа на столе, и большой постер над кроватью: «мойте руки перед едой, соблюдайте правила дорожного движения, посещайте стоматолога, всегда думайте об алиби». Потом он упрятал эту детскую мечту подальше, но идею подобного постера все еще считает достаточно остроумной.

* * *

Джим представляет себе, как Шерлок Холмс рассказывает дурочке-Молли о том, кем оказался ее Джим Джонсон из ай-ти отдела. Вероятно, Скотланд-Ярд уже располагает его описанием, но вряд ли это чем-то поможет в поисках: из особых примет у Джима есть только однажды замеченная Молли татуировка на плече – но она давно уже смыта.
Его квартира снята на имя Патрика Блэйка, и, в ближайшие дни он станет по документам Питером Блэйком, кузеном Патрика, а потом снова устроится на работу, не отличимую от предыдущей. В перерывах между перевоплощениями он всегда снова становится Джимом Нортоном – потому что слишком любит свое имя, чтобы отказываться от него окончательно, несмотря на определенный риск.

* * *

Джим изображает гея, потому, что люди без сексуальной ориентации вызывают подозрения и споры, а мужчины кажутся ему предпочтительнее женщин. Он связывает это со своей мачехой – женщиной по-своему красивой, но чересчур шумной и навязчивой в своем желании нравиться – и, отчасти, с матерью, которая говорила, что любит Джима, но всегда предпочитала держаться подальше от них с отцом.
Он привык к тому, что мужчины обращают на него внимание, но отсутствия ответных взглядов или «извините, но – нет» после попытки познакомиться, как правило, вполне достаточно, чтобы оборвать нить интереса.
Но в этот раз все выходит иначе: незнакомый мужчина, в сером костюме, с зонтом-тростью в руке, волосы – рыжевато-каштановые, подсаживается в кафе за столик к Джиму, на секунду касаясь ладонью его пальцев, и произносит:
– Стивен, – интонация не звучит вопросительно, точно он узнал в Джиме старого друга. – Стивен.
– Нет.
– Стивен Нортон, – все тем же тоном произносит незнакомец.
– Да кто Вы такой? – спрашивает Джим, вкладывая в этот вопрос ровно столько негодования, сколько считает уместным.
– Называйте меня просто, – он пожимает плечами, – Эркюль Пуаро. Эркюль.
Мориарти улыбается, и отвечает на рукопожатие:
– Джим Нортон, – представляется он, – приятно познакомится. Жаль, что я не тот, за кого Вы меня приняли.
– О, нет, я думаю, именно тот.
Именно в этот момент он окончательно убеждается в том, что кем бы ни был этот человек, он знает. Иначе он не представился бы «Эркюлем Пуаро», иначе он бы точно не назвал Джима «Стивеном». Любитель Агаты Кристи.
– Я хотел бы с Вами, – просто говорит Эркюль, склоняясь к Джиму, – поговорить наедине.
– Но я вовсе не намерен…
Эркюль наклоняется еще ближе и стискивает пальцами галстук Джима.
– Меня интересует Ваша профессиональная деятельность, мистер, – он на секунду замолкает, а потом произносит одними губами «м», прежде, чем обратиться к Джиму по фамилии, – Нортон.
Есть тысячи вещей, которые Джим терпеть не может, и те, кто принимает его за идиота, когда он сам того не хочет, занимают в списке первое место.
– Мы поедем к Вам, – говорит Эркюль и это тоже не вопрос.

* * *

Они едут довольно быстро, хотя Эркюль держит руль не слишком уверенно – точно предпочитает пользоваться услугами шофера. Сиденья зеленого «Фольксвагена» безупречно чисты, точно он хранился в вакуумной упаковке, ожидая возможности подвезти Джима.
Эркюль не спрашивает адрес, но едет так уверено, как будто выучил маршрут заранее или как будто в голове у него GPS-навигатор. Джим заинтригован и озадачен – достаточно, чтобы согласиться на подобную поездку – но не испуган. Некоторые его чувства слишком слабы, чтобы проявляться.
В дороге они обмениваются несколькими фразами, но разговором это называть сложно:
– Вам нравится «Занавес»?
– Моя любимая вещь у Кристи.
– Мне нравится Стивен Нортон.

* * *

Поднимаясь в свою квартиру, Джим думает об убийстве Эркюля. Самый лучший вариант – зарезать или заколоть его, уже после того, как он войдет, и быстро убраться, забрав с собой только самые необходимые вещи. Но этот сценарий он оставляет на крайний случай, потому, что его интерес все еще слишком велик.
– Не думаете, что столь внезапный визит может вызвать подозрения у соседей? – спрашивает он, закрывая дверь. Эркюль оборачивается с улыбкой. Он не осматривает помещение, точно уже был здесь раньше или выслушал чей-то очень подробный рассказ. Джиму это не нравится.
– Ваши коллеги говорят, что Вы – гей, мистер Нортон, и постоянного партнера у Вас нет. Что неестественного в присутствии постороннего мужчины в Вашей квартире?
– Соседи думают, что у меня есть подружка, живущая в Сохо.
– Я не думаю, что они все в этом уверены, – Эркюль пожимает плечами, – к тому же, я могу быть Вашим родственником, не так ли, мистер Нортон?
Его спокойствие состоит из насмешек – но не из тех, которыми люди пытаются защититься от страха или замаскировать неловкость. Джим просчитывает пути отхода, возможное будущее, все, что он может сделать.
– Вы смотрите в сторону шкафа, рассчитывая на то, что я перехвачу Ваш взгляд, и решу, что именно там находится то, что Вам нужно – но мне скорее стоило бы опасаться небольшого револьвера, который спрятан на стеллаже, – Эркюль небрежно указывает зонтом на пару темно-серых картонных коробок, за которыми Джим держит свой «ругер спид сикс». – Хотя не думаю, что и эта угроза действительно существенна. Я всего лишь хочу предложить Вам работу, ничем не отличающуюся от той, которой Вы занимаетесь обычно.
– Когда?
– Скоро.
Упираясь своим зонтом в пол, он улыбается и учтиво кивает. Джим все еще думает о возможности его убить, но желание сделать это становится тонким, как бумага.
– До свиданья, мистер Нортон. Я свяжусь с Вами позже.
Джим ничего не отвечает на это прощание.

* * *

Закрыв дверь за Эркюлем, Джим проверяет окна: кто-то невероятно умело обошел его сигнализацию и проник внутрь, чтобы узнать все тайны, а потом ушел. Все на своих местах, ничего не украдено, и это многое объясняет. Кем бы ни был Эркюль, он явно действовал не один, и не собирался сообщать о Джимми в полицию – по крайней мере, не в ближайшее время, иначе все его загадки становились бессмысленными, происходящее становилось бессмыслицей: он мог бы привести полицию так же легко, как пришел сам.
Люди, вызывающие вопросы – это единственное, что по-настоящему интересует Джима.
Поздним вечером он достает из шкафа свою коробку с игрушками: несколько толстых тетрадей с записями, альбом, в котором он рисует схемы и человеческие фигурки – оловянного солдатика, маленького резинового пупса по стершимся лицом, дикарку из непонятного металла, сжимающую в руках копье-зубочистку, и всех остальных.
Он передвигает фигурки по линиям, означающим чувства, взаимоотношения, стадии депрессии или ступени карьерного роста. Так ему лучше думается. Если ему требуется поместить на очередную карту себя, Джим использует фишку из «Монополии», изображающую жокея на лошади – и, в этот раз, он ставит друг напротив друга жокея и черного шахматного короля, а потом проводит между ними тонкую линию. Обе фигуры не заключены в рамки и могут уйти, но остаются на линии. Они заинтересованы друг в друге, между ними с самого начала есть притяжение.

* * *

Эркюль отправляет ему СМС – незнакомый номер и краткая подпись: «встречусь с Вами завтра. Э.».

* * *

Обычно Джим ищет своих заказчиков сам, выбирает людей, который нуждаются в убийствах – ради получения наследства или какой-нибудь, чуть менее скучной, работы, ради душевного равновесия и спокойствия в семье, ради удовлетворения собственного безумия – и выходит с ними на связь: СМС, электронная почта, обычные письма, на бумаге. Последний вариант – его любимый: бесследно уничтожить вскрытые конверты и страницу-другую отпечатанного текста – куда легче, чем файлы на любом носителе.
Эркюль – первый, кто действительно предлагает ему работу. Большинство просто покупает готовые решения: «просто толкните ее на лестнице, не думаю, что кто-то станет это расследовать», «предлагаю предоставить это мне – я думаю, пищевое отравление будет лучше всего», «знаете, Джилл, Ваша проблема вовсе не в муже и не в любовнице, это все – подавленная агрессия, так что возьмите нож, и выпустите своему Тому кишки – я гарантирую, в этот момент Вы получите оргазм, который будет стоить любой расплаты».
Эркюль же делает заказ, точно в дешевом ресторане: «я пришел сюда, мне нужен бифштекс и мне все равно, как Вы его будете готовить». Первая цель Джима – человек, по имени Чарльз Огастес Милвертон, предпочитающий называть себя Чарли О., вздорный шантажист, лезущий в дела людей, которым не нравится, когда кто-то к ним лезет.
Джим всякий раз удивляется, когда слышит, что в современном мире фэйсбука и мобильных телефонов с камерами все еще существуют шантажисты. Кажется, рассказывающий о Чарли О. Эркюль тоже выглядит удивленным этим фактом. Он рассказывает Джиму все, что тому нужно знать о Чарли О., во время совместной прогулки: размеренные шаги, неторопливый разговор, ни капли паранойи.
Эркюль немного похож на того отца, о котором Джим мечтал лет в шестнадцать. Это – одна из вещей, которые лежат в основе их взаимного интереса. Возможно, во многом Джим совершенно не похож на обычных людей, но формулы, выведенные Фрейдом и последователями, работают и в его случае.

* * *

Джим убил своего настоящего отца – подстроил автокатастрофу, как это показывают в кино: тормозная жидкость на асфальте, очень странный несчастный случай, долгое расследование. Полицейские, вероятно, чувствовали вероятность того, что убийцей был Джим, но то ли так и не смогли найти ничего против него, то ли просто не захотели искать.
На похоронах отца Джим не плакал, потому, что ему не было грустно, и никто не ждал, что ему будет действительно грустно, он не любил отца – поэтому просто стоял с мрачным видом, и смотрел, как гроб закидывают землей. Потом ему пришлось ходить к детскому психологу, потом – мачеха нашла ему новую школу, в которой у Джима не было друзей, и всеми возможными способами отгородила от своей дочери, чувствуя неладное. В целом все было именно так, как он и хотел.

* * *

Джим берет заказ на убийство Чарли О.. У него есть возможность избавиться от этой работы – или он думает, что она есть – но он не намерен это делать. Он заинтригован ей, почти увлечен.
Можно сказать и иначе: он увлечен Эркюлем. Он не уверен в природе этого увлечения – может быть, это романтический или сексуальный интерес, может быть – интерес к личности в чистом виде, такой, как Шерлок Холмс, но в более интересной обертке. В конце концов, он решает, что находится во власти некоего синтеза разных чувств и желаний.
У Джима не перехватывает дыхание, когда он встречается с Эркюлем взглядом, но это ничего не значит – у него всегда были проблемы со стереотипными реакциями, и он догадывается, что у другого на его месте определенно захватило бы дух. Он может найти много теорий из работ биохимиков и психиатров, подтверждающих его гипотезу: Эркюль близок к его представлениям об идеальном мужчине – потому, что необычен, и не заурядной необычностью фриков – любителей пирсинга, бродяг или вульгарных гомосексуалистов, таких, как Чарли О., ведущих себя так, что напоминают скорее персонажей американских комедий, чем живых людей – вовсе нет.
К тому же, Джиму нравятся его глаза.

* * *

Чарли О. слишком беспечен для шантажиста, и Джим закалывает его в туалете ночного клуба. На камерах слежения остаются до нелепого широкополая шляпа, пестрый шейный платок – мелочи, которые легко запоминаются и от которых легко избавиться.
Ничего не стоящее дело. Вечером того же дня Джим поставил диск с «Мужчиной и женщиной», включив звук несколько громче, чем это прилично – и, если он все верно рассчитал, именно отзвуки мелодий и разговоров из старого фильма стали последней каплей для бедного мистера Харриса.

* * *

Через два дня Джим получает СМС с нового номера: «я хочу познакомить Вас с одним своим другом. Э.». Джим убирает в ящик письменного стола свой блокнот и набирает: «где?». Ответ приходит мгновенно: «просто откройте дверь».
Он смотрит в глазок, и видит двоих – Эркюля и рыжего мужчину с трехжневной щетиной и военной выправкой, переминающегося с ноги на ногу, как нетерпеливый ребенок. Когда Джим открывает дверь, незнакомец входит первым, но Эркюль не проходит в глубь квартиры, и, потому, его спутник тоже остается у порога.
– Я видел то, что осталось от Рейхенбахского бассейна. В том числе, разумеется, и Ваши очаровательные игрушки, – Эркюль улыбается чуть шире, чем обычно, и незнакомец улыбается вместе с ним. – Дистанционно управляемые лазеры. В темноте их было невозможно разглядеть, поэтому их и приняли за оптические прицелы винтовок. Мне кажется, Вам удалось обмануть даже Шерлока Холмса.
– Это могли бы быть и настоящие винтовки, – Джим дергает плечом, – разница невелика. Я даже мог бы нанять человека, вместо того, чтобы потрошить игрушечные вертолеты, чтобы он держал на мушке Холмса и его друга. Просто мне нравится работать одному.
– Я знаю. Но на тот случай, если Вы…
– Этот случай – невозможен, – Джим закусывает губу и встряхивает головой. Он не терпит, когда его не слушают.
– …решите не стрелять в кого-то самостоятельно, а захотите воспользоваться услугами снайпера, хочу познакомить Вас с мистером Мороном.
– Сержантом Мороном, – уточняет незнакомец. Его ужасный американский выговор идеально сочетается с американскими манерами и американскими запахами. Вероятно, служил в Ираке или Афганистане, и решил не возвращаться домой, потому, что его девушка вышла замуж за другого, родители умерли, а собака убежала. – Хотя для друзей я просто Себ.
Джим думает о том, что может подобный человек вкладывать в понятие «друг»: тот, за кем он сможет пойти, как верный пес, или тот, кто точно так же пойдет за ним самим. Джим явно не попадает ни в одну из этих категорий, а вот Эркюль идеально вписывается в первую. Он производит впечатление человека, которого специально вывели, чтобы руководить одиночками, из которых можно собрать идеальный отряд для любых действий.
– Мистер Морон, – в том, как Эркюль игнорирует право называть его «Себом» больше вызова, чем во всех движениях Морона, – куда приятнее в обращении, чем такие люди, как Голем.
Джим думает о том, насколько это на самом деле знакомство, и насколько – прямая угроза.

* * *

У Джима нет свободного времени, и, поэтому, он даже рад своему неумению и отсутствию желания вступать в сексуальные связи: мысль о случайных партнерах вызывает у него отвращение с примешивающейся паранойей, а постоянные неизбежно требовали бы внимания, которое он с большим удовольствием уделил бы своему хобби или своей работе. Джим не уверен насчет того, какое из своих занятий ему правильнее будет называть «работой».
Он не чувствует одиночества, потому, что у него есть игрушки. Дети и сумасшедшие, окружающие себя воображаемыми друзьями не бывают одинокими ровно по той же причине – и не удивляются, если в привычном кругу выдуманных лиц появляется новое.
Чтобы не нарушать привычного порядка жизни, Джим считает Эркюля своим воображаемым другом – смесью из нескольких киногероев, Шерлока Холмса и дядюшки Фрэнка, на которого все в семье смотрели подозрительно.
Последнее связано с тем, что дядюшка Фрэнк был геем. В гомосексуальности Эркюля Джим не уверен – тот умеет изображать, умеет притворяться, слишком хорошо, чтобы можно было сказать о нем что-либо с полной уверенностью. Эркюль притворяется постоянно, постоянно лжет – и будь Джим суеверен, он решил бы, что, где-то там, под масками, у Эркюля просто нет своего лица. Но это не так, и Джим знает, что лицо есть – потому, что есть зонт, который Эркюль не верит в руках, когда изображает беспокойство, по которому не водит пальцами, изображая флирт. Даже таких людей, как Эркюль могут выдать детали.

* * *

Несмотря на все перемены, Джим не отказывается от старых привычек. Увидев какого-то напившегося парня, переходящего перекресток по диагонали, он кричит:
– Эй! Эй! Осторожнее! – и чья-то машина врезается в застывшего столбом пьяного, пытавшегося понять, кто к нему обращается. Водитель вылезает из машины, хватается за голову, подходит к лежащему на асфальте телу, и Джим подходит вместе с ним – на этот раз жертва не мертва, но это все равно очень забавно.
Он прочитал про этот способ в одной книге. Когда она была написана, почти все такие случаи заканчивались смертью, сейчас – почти всегда дело сводится к сотрясению мозга и трещинам в костях, а то и просто синякам, но это все равно очень увлекательно. Особенно учитывая то, что Джим всегда предстает в этих несчастных случаях хорошим парнем, доброхотом, пытавшимся уберечь бедолагу от беды, а доброжелательность – прекрасное алиби, самое лучшее из возможных.
Системы видеонаблюдения не позволяют Джиму прибегать к этому трюку так часто, как он бы того хотел – у него не слишком запоминающаяся внешность, но лучше не рисковать, регулярно появляясь при сходных трагических обстоятельствах – но, с другой стороны, ожидание каждой новой возможности обостряет радость от выполнения.

* * *

Следующий раз они встречаются в недорогом итальянском ресторане, и, садясь рядом с Джимом, Эркюль коротко бросает ему:
– Извини, что опоздал в такой день, – и протягивает книгу завернутую в плотную подарочную обертку. Бумага – дорогая и хрустящая, темно-зеленого цвета.
Они сидят, глядя друг другу в глаза, симулируют ничего не значащую болтовню постоянных партнеров, давно хорошо изучивших друг друга. Их руки то и дело встречаются на скатерти, двигаясь по ярко-красныи и белым клеткам, точно фишки в какой-то странной игре. Уходя, Эркюль склоняется к уху Джима и шепчет:
– Дело с сумасшедшим таксистом было потрясающим. Я знаю, я ведь был там, когда его нашли. Он почти убил Шерлока Холмса – просто невероятно, не так ли?

* * *

Позже, уже дома, Джим разворачивает обертку подарка и видит внутри том Кафки. Между «Замком» и «Процессом» он находит информацию о своей очередной жертве. Это – женщина по имени Ирэн Адлер, чересчур любопытная журналистка, которую нужно устранить, прежде, чем она выкопает какую-нибудь историю о коррупции в министерстве по делам Уэллса или связях кого-то из Палаты Общин с семьями арабских террористов.
Джим не тратит на нее больше времени, чем она заслуживает. Удивительно, но в некоторых случаях взрывчатка под автомобилем все еще идеальное решение всех проблем – и не надо беспокоиться, что радиосигнал не сработает, если использовать старую схему, завязанную на системе зажигания. Похожее устройство Джим оставляет еще на одной машине, на другой стоянке, где, как и там, где оставила свою машину Ирэн, с самого утра барахлила система видеонаблюдения – а потом звонит оттуда в полицию.
На сигнализацию и видеонаблюдение он потратил даже меньше времени, чем нужно саперам, чтобы обезвредить вторую машину. Пока в новостях рассказывают о трагической гибели молодой журналистки, героизме полицейских и угрозе новых ударов со стороны Аль-Каиды, Джим кладет подарок Эркюля в одну из тех коробок, которые не может выбросить, и которые ему негде сжечь.

* * *

Джим не съезжает с квартиры, даже когда тело мистера Харриса находят, и не начинает поиск новой. Это место для него – как стартовое поле на доске для лудо – нужно выбросить шестерку, чтобы ввести фишку в игру, нужно основание. Хотя он более чем уверен, что Эркюль найдет его и на новом месте.
Доставая коробку с игрушками, он заключает фигуры кроля и жокея в овал союза и превращает простую линию в стрелку. Эркюль нашел его, Эркюль выбрал его – это направленное желание. Направленные желания и осознанные выборы, снова и снова – из этого состоит любой союз, на этом строятся любые отношения – дружеские, любовные, партнерские. Ни один из этих вариантов не является ответом на вопрос «что удерживает короля и жокея на одной линии», но все они по-своему близки к истине.

* * *

В следующий раз Эркюль снова приходит к Джиму домой, сразу после того, как тот возвращается с собеседования в очередной небольшой фирме – которая, разумеется, будет рада принять его в ряды своих сотрудников.
Эркюль приносит бутылку совиньон блан, которую небрежно ставит на журнальный столик, задерживая пальцы на горлышке и почти неприлично проводя ими по стеклу – сначала немного вниз, потом – вверх, в два рывка.
– У этой бутылки нет никакой истории – вино настоящее, но все остальное – фальшивка высочайшего класса, далеко не каждый эксперт ее раскусит. Идеальный вариант, если захотите кого-нибудь отравить.
Джим кивает.
Он смотрит на жесты Эркюля – тот точно изображает то, что должен увидеть собеседник, улыбается, поводит плечами, делает пространные жесты руками там, где им самое место. Вызывающе совершенная имитация естественности, такая же, как у Шерлока Холмса – и такая же, как у самого Джима. Это возвращает его к вопросу о настоящей личности Эркюля – человека, держащегося так, точно он уверен, что смог бы управлять миром, причем уверен небезосновательно.
– Вероятно, Ваши соседи считают, что я – Ваш приходящий любовник, – говорит Эркюль, так, точно эта фраза может что-то объяснить. Джиму она объясняет достаточно: он давно подозревал о взаимности его увлечения, и знает, что Эркюль, временами, тоже испытывает в стереотипных ситуациях трудности, хоть немного сгладить которые не помог бы и просмотр сотни семейных мелодрам. – Мне кажется, нам стоит исправить несоответствие между их предположениями и реальностью.
Эркюль касается его лопатки ручкой своего зонта, и Джим только в этот момент осознает, как близко друг к другу они стоят.
Ему не нравится то, что, пусть даже на несколько секунд, он потерял контроль над ситуацией, но в Эркюле есть нечто, что не дает Джиму сосредоточиться – сейчас, точно так же, как в первую встречу.
– Джим, – глухо произносит Эркюль, и подается назад, чтобы прислонить свой зонт к стене. Одним быстрым движением Джим наматывает его галстук на руку, а другой рукой накрывает ширинку, делая глубокий вдох. Эркюль склоняется к нему, сначала – прижимаясь лбом ко лбу, а потом – целуя в переносицу сухими, но мягкими губами. Джим пятится к уродливому дивану в светло-бежевой обивке, и Эркюль следует за ним. Дорогой галстук, натянутый между ними, со стороны, должно быть, напоминает поводок, на котором хозяин тянет за собой флегматичного пса, или на котором тянет за собой хозяина увлекшийся щенок.

* * *

Позже, когда Эркюль уходит, Джим возвращается к вопросу о его личности. Человек, удивительно похожий в своем поведении на Шерлока Холмса, бывший на месте обнаружения тела того психопата-таксиста, и осматривавший то, что осталось от бассейна. Разумеется.
Если его власть так велика, как кажется, то Эркюлю ничего не стоит уничтожить любые упоминания о себе, но вряд ли он действительно стал бы стирать свою личность. Конечно, фэйсбук, твиттер и живой журнал – не те места, где стоит искать, но Джиму не привыкать влезать в базы банных, не предназначенные для посторонних глаз.
– Привет, мистер Холмс, – произносит он вслух, растягивая «о». Разумеется, ему ничего не стоило поискать подтверждение своих гипотез и раньше, но иногда гадать почти так же увлекательно, как знать.
Правда в том, что Шерлок Холмс уже не волнует его так, как до личной встречи, потому, что Джим видел его слишком похожим на обычного человека: привязанным к своему другу, способным пойти по неверному следу, почти обеспокоенным жизнями ничего не значащих людей. Это – как окончившаяся любовь, как песня, которая кажется прекрасной, когда слышишь ее в первый раз, но кажущаяся чересчур навязчивой, если попробовать ее переслушать. Именно поэтому Джим отпустил Шерлока Холмса и его друга-доктора – он не хотел дослушивать эту песню до конца.

* * *

«Мориарти» – фамилия, выведенная из корня «mor» на уроке латыни, много лет назад. Джиму нравились и нравятся латинские выражения, легкие, гибкие и острые как сталь: «mors omnia solvit», «nec mortem effugere quisquam nec amorem potesr», «Caesarem decet stantem mori».

* * *

Следующее дело – американец, может быть – как-то связанный с Мороном, а, может быть, и нет, трудно сказать, сколько у Эркюля знакомых в Америке. Точно так же Джим не знает и истоков необходимости устранения этого человека, но его не волнует, он был бы рад не знать никаких подробностей о многих из тех, кого убивал: все они находятся на полпути между скучным и противным, как грязные носки и нижнее белье.
Генри Баскервиль – человек, производящий впечатление грубого и эгоистичного человека, и, наблюдая за ним, Джим убеждается в том, что первое впечатление не всегда бывает обманчиво: неприятный и шумный, он проводит много времени в Лондоне, встречаясь с теми, кого, вероятно, называет своими друзьями, но никогда не покупает выпивку ни улыбчивым подхалимам, ни вульгарно накрашенным девицам, садящимся ему на колени. Впрочем, в Лондоне нападать на него нет никакого смысла – он предпочитает ночевать в загородном доме дальних родственников, и там же живет единственное существо, жизнь которого Баскервиль ценит: уродливый французский бульдог по кличке Томпсон.
Джим снова использует взрывчатку, потому, что ему нравятся спецэффекты. Все, что ему нужно – поймать Томпсона, спрятать под его красно-белым комбинезоном простое радиоуправляемое устройство, и сменить ошейник на такой же, но со встроенной видеокамерой. Когда Баскервиль в следующий раз склоняется к своему любимцу, чтобы потрепать его по ушам, Джим нажимает на белую кнопку небольшого пульта. Вот и все. Несомненно, это очень странное происшествие, и, возможно, будут считать, что и в нем замешаны арабские террористы – но в этот раз Джим никуда не звонит и не оставляет никаких детальных следов, его алиби – только то, что никто его не видел и то, что уколотый транквилизатором Томпсон не оставил на его руках ни одного укуса.
В одной книге Джим читал о том, что существуют специальные питомники, в которых выращивают псов, идеально натасканных бежать навстречу заданной цели – им вышивают радиоуправляемые бомбы под кожу, никакой возни с комбинезонами и ошейниками. Для тех жертв, что не любят собак, выращивают детей, идеально слушающихся старших, и готовых, сознательно или нет, донести до жертвы бомбу – в букете цветов, гипсе на руке, в плюшевой игрушке или просто под одеждой. К сожалению, на самом деле занимающихся чем-то подобным организаций не существует – или Джим не смог их найти, что значительно менее вероятно.
Джиму нравятся игры, фильмы, книги – из них он узнает, чего на самом деле хотят люди, какими шаблонами они мыслят: кто-то верит в Джеймса Бонда, кто-то – в Гарри Поттера, а кто-то – в Доктора Кто. Разные увлечения, разные влечения, разные идеалы – все это нужно учитывать, выстраивая ловушки для людей.

* * *

В их следующую встречу Джим думает, что похож на Эркюля, о котором продолжает думать как об Эркюле, куда больше, чем Шерлок Холмс – он сходно сложен и сходно держится. Ему приходилось читать о том, что большинство людей склонно выбирать себе партнеров исходя из внешнего сходства с собой – но в жизни ему встречались как подтверждения, так и опровержения этой теории.
Гораздо важнее то, что он видит в Эркюле еще более совершенную версию самого себя: насмешливость и тягу к контролю, желание нравиться, смешанное с презрением к окружающему миру, острый ум и ни капли человеколюбия.
– Это было прекрасно, – говорит Эркюль об убийстве Баскервиля. – Увидимся завтра, напротив того заведения, где познакомились.
– В книжном магазине или на улице?
– На улице. В шесть.

* * *

Когда Джим приходит на назначенное место, Эркюль уже ждет его там, стоит, опираясь на зонт, а вокруг так много быстро идущих людей, что это похоже на кадры из какого-то фильма. Эркюль кладет руку Джиму на плечо, а потом чуть подается назад.
– Мы не одни, – говорит он совершенно спокойно, и, почти в толпе, эта фраза звучит странно, но Джим понимает ее верно, – с нами мистер Морон.
Джим едва заметно вздрагивает, а Эркюль проводит рукой по его боку, и, в точности повторяя путь его пальцев, вверх скользит красная точка лазерного луча, и Джиму даже хочется ее смахнуть. Если бы кто-нибудь посмотрел, то заметил бы ее на темной ткани пиджака – но люди, разумеется, мало интересуются происходящим вокруг. Будь это иначе, Джим отправился бы в тюрьму задолго до встречи с Эркюлем.
На его лице нет выражения крайнего удивления. На самом деле, он не очень удивлен.
– Лондонский снайпер, – говорит Эркюль. – Серийный убийца, успеет совершить шесть убийств, прежде, чем будет арестован, и первым станет убийство Питера Блэйка, ай-ти специалиста.
Джим понимает, что должен быть испуган, потому, что, впервые за очень долгое время, если не впервые за всю жизнь, он действительно находится в ловушке и не может контролировать ситуацию. Но у него по-прежнему проблемы со стереотипными реакциями на происходящее.
– И почему? – на самом деле, ему не так уж интересен ответ.
– Разве это не очевидно? – спрашивает Эркюль. – Вы – мое алиби, мистер Нортон, а использовать одно алиби для слишком многих дел – опасно, и, думаю, Вы понимаете это лучше, чем кто бы то ни было еще.
Джим чувствует, как уголки его рта ползут вверх. Он представляет себе, как раньше, постер с надписью: «мойте руки перед едой, соблюдайте правила дорожного движения, посещайте стоматолога, всегда думайте об алиби» – и начинает смеяться. Всего один раз он по-настоящему увлекся, не просчитал пути отхода, и сразу проиграл.
Неожиданно к нему приходит понимание: он неправильно выбирал для них с Эркюлем фигурки – да, их игры действительно шахматы и «Монополия», но блестящий металлический жокей, несущийся к финишу – это Эркюль, хотя внешне тот совсем не похож на жокея. А он сам – шахматный король, самый главный на доске, пока игра не кончится. Шах и мат.
– Тогда прощайте, мистер, – Джим пожимает печами, точно выбирая как его назвать, – Холмс.
– Прощайте, мистер Мориарти, – кивает тот, и, вдруг, склоняется к Джиму, чтобы быстро поцеловать в уголок губ. Меньше секунды алая точка прицела прячется в его волосах, а потом он уходит.
Джим смотрит ему в спину, и, почему-то, ждет, что тот обернется, а потом не ждет уже ничего, даже выстрела, просто стоит, пока Моран не нажимает на спусковой крючок.

* * *

А Майкрофт медленно уходит вниз по улице, сжимая ручку зонта – не крепче и не слабее, чем обычно. Ему больше нет нужды изображать Эркюля, прибегая к старому проверенному «будь голубем с голубями и змеем со змеями». Это – его универсальный метод: будь с каждым тем, кого он больше всего хочет видеть, тем, кого он больше всего любит – усовершенствованной версией его самого. Одних это раздражает, других – очаровывает, но, так или иначе, срабатывает со всеми.
Он видит отражение Джима в магазинной витрине, и видит, как в него врезается пуля – в горло, как если бы стрелял непрофессионал – но останавливается только тогда, когда люди бросаются к телу, уже осевшему на асфальт.
Разумеется, в записях камер уличного наблюдения не останется ни одного лишнего кадра, об этом есть кому позаботиться.

Fin.